Дочери мертвой империи [litres] - Кэролин Тара О'Нил

вкрадчиво поинтересовалась я, – что бы приказали сделать старшие офицеры?

Он хмыкнул.

– Они не знают моих людей так, как знаю их я, – сказал он. – Не знают их имен, не знают фамилий.

В этом и был смысл. Дистанция между генералами и солдатами позволяла руководству принимать взвешенные решения. Иржи, так привязанный к своим подчиненным, не мог даже допустить возможности их бросить. Но если его преданность возьмет верх, мы обречены. В том и заключалась тяжкая ноша полководцев: платить жизнями простых солдат за победу.

Как платил Николай Кровавый.

Это ненавистное прозвище, сгоряча произнесенное Евгенией, все еще злило меня. Папа был самым ласковым человеком на свете. Родственники восхищались его мягким характером и добрым сердцем, а некоторые даже смеялись над ним. Он так боялся отправлять солдат на войну. Папа был отцом не только мне, но и всей России, он любил крестьян, как родных детей. Если ему приходилось арестовывать и казнить либералов-агитаторов, то исключительно ради заботы о будущем всей империи.

«Вы определяли, кто получает образование, и под этим предлогом удерживали власть. Настала пора людям управлять самими собой».

Папа заботился обо всех. Но русские не дети. Они хотели заботиться о себе сами.

– Я знаю, что тебя это тоже затрагивает, – сказал Иржи, отвлекая меня от мрачных размышлений. – Мне жаль, что так получилось.

– О, не стоит, – вздохнула я. – Что это за война, если не нужно принимать непростые решения?

Он улыбнулся:

– Короткая, наверное.

– Если бы только нам так повезло, – сказала я.

– Что будешь делать, когда доберешься до Екатеринбурга?

Я была рада подвернувшейся возможности подумать о будущем, а не о прошлом.

– Найду своего кузена Александра. Он поможет мне доехать до Крыма, где живут мои тетя и бабушка. Как же мне хочется его увидеть! – Я мечтательно улыбнулась. – У них с моей старшей сестрой были самые нелепые ссоры. Они постоянно во всем соревновались: в картах, в играх, в том, кто выучит больше стихов или слов на французском. Когда бы мы ни навещали их, они цапались, как кошка с собакой. А Александр всегда жульничал. – Я тихо засмеялась. – Он очень умный, но поражений не переносил на дух. Когда Ольга его ловила, он морщил нос самым смешным образом. – Я скорчила для Иржи рожицу, пародируя кузена.

– Скоро увидитесь, – сказал Иржи.

– А ты? Что будешь делать?

– Вернусь в армию. Мы хотим покинуть Россию и вновь вступить в бой. Если поможем британцам и французам победить, они подарят нам независимость от Австрии. У нас будет чехословацкое правительство. И я наконец смогу повидаться с родителями.

– Ты, должно быть, сильно по ним скучаешь.

Он горько засмеялся.

– Не видел их десять лет, – сказал он. – Австрийцы посадили их в тюрьму. Они националисты. Отец – еврей, а это тоже многим не нравится.

Я вновь почувствовала укол вины. У папы были сильно устаревшие взгляды на евреев. Мы с сестрами закатывали глаза каждый раз, когда он обвинял в разжигании протестов еврейских заговорщиков. Однажды он даже сказал, что стране будет лучше, если мы выгоним всех евреев с русской земли. Иржи он бы сразу невзлюбил.

Папа ошибался гораздо больше, чем я представляла. Иржи был одним из самых добропорядочных людей, что я встречала.

По горло сытая тяжкими размышлениями, я затушила сигарету.

– Мне жаль, – искренне произнесла я. – Ты, должно быть, был очень мал… кто тебя растил?

– Дядя. В любом случае, – быстро сказал он, – Австрия и Германия проигрывают войну. Я хочу вернуться и помочь их добить.

Как иронично: они с папой могли бы быть отличными союзниками.

Вечером я не могла сомкнуть глаз и провела всю ночь на улице, подальше от Иосифа, рядом с лошадьми. Рядом с Буяном, в тщетной надежде, что его хозяйка вернется. На душе был полный раздрай. Я пыталась примирить внутри себя любовь к родным с принятием Жениного чувства ненависти к ним же. И не могла. Два этих фрагмента никак не могли собраться в цельную картину. Мама и папа были хорошими – даже великими – людьми. Но по какой-то причине оставались слепы к страданиям своих поданных.

Какими бы они ни обладали недостатками и достоинствами, их больше нет на свете. Может, и Евгении тоже. К полудню она все еще не вернулась. Я попыталась себя чем-нибудь занять. Умыла лицо и шею Амброжа, убрала остатки завтрака и выкроила минутку, чтобы помолиться за Евгению, но меня прервали.

Кто-то прибежал к моей комнате. На пороге появился Иржи с мрачным лицом.

Я медленно поднялась, чувствуя, как трясутся руки.

Задать так волнующий меня вопрос я не смогла.

– Наш дозорный подслушал разговор красных солдат, – сказал он. – Анна, они схватили девушку, которая убила в Медном офицера-чекиста. Теперь она в их тюрьме.

Евгения еще жива.

Я протянула дрожащую руку, и Иржи поймал меня, когда мои ноги подкосились. Я безвольно уронила голову ему на плечо. Но спустя некоторое время я встала, больше не чувствуя предательской слабости. Казалось, лейтенант поделился со мной своей силой.

– Не приехал ли командир Юровский? – спросила я.

– Нет. Нам больше ничего не известно. Но дозорный также слышал, что красные планируют покинуть Исеть. Завтра последний день. Бои в Екатеринбурге прекратились, так что они уходят. Белые победили.

По спине побежали мурашки.

– Он будет ее пытать, – ужаснулась я.

Иржи нахмурился:

– Нет, Анна. Она девушка, к тому же красивая. С ней будут помягче.

Как будто красота хоть кого-то защитила.

– Ты не знаешь чекистов, Иржи. Это тайная полиция, ее членам неведома жалость, если им что-то нужно, они это добудут любой ценой. Они истязают пленников, – голос сорвался, и я закрыла рот рукой, пытаясь успокоиться. – Юровский будет пытать Евгению, пока она не выдаст наше местоположение. А потом убьет ее и придет за нами.

– Я освобожу своих людей, – сообщил о своем решении Иржи. – И Евгению тоже. Я не могу оставить их на произвол судьбы. Теперь, когда красные уходят, у нас появился шанс. Пойдем сегодня ночью. Когда стемнеет.

Внутри меня боролись надежда и страх. Они могут спасти Евгению, освободить ее до того, как Юровский приедет и под пытками вызнает, где мы.

Или же миссия окажется невыполнимой – несколько чешских солдат против десятков большевиков. А Евгения уже могла выдать все, что знает. Может быть, она мертва.

Я мучительно застонала и попыталась прогнать из головы образ ее мертвого тела.

– Если боишься за свою безопасность, – продолжил Иржи, – то не стоит. Я оставлю несколько человек для твоей охраны. Что бы ни случилось, я отвезу тебя в Екатеринбург.

– Нет, ты должен взять их всех! –